n e w s



crossover

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.

Вы здесь » crossover » Раккун-сити » — meanwhile;

— meanwhile;

Страница: 1

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

https://i.imgur.com/exQAZgR.png
— — × — —
through the darkness of future, past the magician longs to see
one chants out between two worlds: fire walk with me

+3

2

[indent] тёмные нынче здесь ночи, тревожные. чем ближе поздняя осень, тем сильнее их чернота — ни зги не видать, как ни старайся. слепо глядит с высоты беззвёздное небо, холодное, мёртвое, и за всей его пустотой таится нечто неотвратимое, как сама смерть. раз запрокинешь голову, стоя посредь осиротевшего поля, так и потеряешься в этих небесных глубинах, не вернёшься назад. в безветрие оно и того хуже, когда устремлённые ввысь голые ветви дерев не колышутся, но зловеще покачиваются точно не сучья, а мёртвые иссохшие руки, протянутые из самой земли.
[indent] за всем этим отбросить свои предрассудки непросто, да и попросту боязно, хотя казалось бы — почти всё детство провёл в местных землях и должен знать что да как; но его дом родной совершенно не был похож на богом оставленный хутор, на котором насчитается с пяток хат и постоялый двор в придачу на шест комнат дай бог. названия поселения он так же не в силах вспомнить и было ли оно, нет ли — чёрт разберёт. одно только радует, что дольше ночи задержаться здесь всё равно не получится, большая часть пути пройдена и теперь только вперёд до самой диканьки. сутки, а может быть двое, — ему сказали, что ежели повезёт, то управятся засветло, главное так это вовремя выехать и не тянуть канители, как это они, — баре, — делать особенно любят.
[indent] то, что ещё любят делать баре в случаях, когда холопьё распускает свой длинный язык, вполне популярно объяснило хамоватому конюху столичное начальство, да так, что тот после короткой словесной экзекуции даже в росте убавил и остаток дня ходил только на «спасибо-пожалуйста». в этот момент николай раз и навсегда для себя уяснил то, что ни при каких условиях не станет гневить следователя, дабы ненароком не пасть жертвой, — ладно горячей руки, — заслуженного им выговора.
[indent] всяко лучшим исходом для него казалось напороться на нож, нежели на острие языка этого видного человека.
[indent] в том, что яков петрович был человеком не просто видным, но выдающимся, николай ни секунды сомневаться не смел — и дело было даже не в людских толках, умолкающих разве что в момент, когда вышеуказанный господин следователь небрежно заходил в помещение и озарял своим присутствием всех вокруг; ему выпала честь лично наблюдать гуро за работой, что впоследствии оставило неизгладимое впечатление вкупе со слепым обожанием. тем самым, в котором он сам себе стыдится признаться. не иначе как божий промысел вся эта их авантюра дуэтом, — а так же самая великая глупость совершённая гоголем, когда тот впопыхах едва ли не вымаливал у сыщика место в напарники за пару минут до отбытия в полтаву, — иного объяснения происходящему и непрекращающемуся терпению якова петровича он отыскать не мог. то, что он из последних сил старался держать данное гуро обещание, ничуть не умаляло прочих его прегрешений, но, надо сказать, что до сих пор всё обходилось без странностей, и этого было достаточно для того, чтобы держать перед начальством лицо.
[indent] а ещё не смотреть ему в глаза, иначе пиши пропало.
[indent] но все непомерно мучительные душевные метания меркнут с наступлением этой страшной ночной черноты, когда единственной отрадой становится тёплая постель да свеча, разгоняющая своим тёплым мерцанием осеннюю тьму по углам. разве что сейчас у него сна ни в одном глазу; не то тревога гнетёт, не то тоска по ставшим привычными стенам петербургских комнат, где хоть и всё опостылело до боли в груди, но всё-таки вселяло надежду, что однажды всё образуется. только вот образ жизни кочевника лишь усугубил его положение — николай чувствует то, как сильно его измотала дорога и как ему не грезится ни о чём, кроме покоя в уюте и сытости; он знает, что стал бледнее и тише обычного, слабее да так, что порой перо валилось из рук, но всё-таки порученное им честное слово точно крест не позволяет отворотиться от предназначения, кое он сам же на себя и взвалил. но сегодня… всё-то как-то по особому остро устроено и без конца, хоть и времени было давно уже за полночь, заставляет его то ходить кругами по комнате, то коситься на затворённые ставни, то вообще выбегать в коридор и прислушиваться к сонным звукам смиренно затихшего постоялого двора.
[indent] он знает, что сейчас ещё в одной комнате горит свет, но ему не хватит духу подступиться к порогу, чтобы проведать гуро или хотя бы пожелать ему спокойной ночи; о том, чем господин следователь занят в столь поздний час, ему тоже не приходится особенно думать: вариантов может оказаться великое множество, верным же станет лишь один. к примеру, пару раз поздно вечером ему доверяли разобраться с навалившейся корреспонденцией, и сколько бы гоголь не любил канцелярской пустой работы, сколько бы не бежал от неё, всё равно оказывалось так, что ни на что более путное его ум да руки не годились. вот и приходилось за начальником перебирать письма, чья большая часть оказывалась пустым бумагомаранием и ни единым личным письмом, к примеру, от благоверной или же обеспокоенных его делами родственников. «женат он или нет — дело десятое», — справедливо рассудил тогда про себя николай. — «главное, что ему всегда есть кому написать. и что кто-то всенепременно ему отвечает».
[indent] все его собственные письма давно написаны и уже в пути — лишний раз тревожить и без того озабоченную судьбою своего сына маминьку гоголь не смеет, хотя ему самоу очень хочется выложить все терзания, как на духу, лишь бы ослаб этот непомерно затянутый узел в груди. но человеку воспитывающему в себе терпимость и твёрдость, не престало быть настолько капризным по части того, что с ним всё время творится. только вот всё равно слабость характера своё возьмёт. он так устал — вот, что важно, и оседая без сил на кресло после очередных встревоженных променадов от одного угла комнаты до другого, ему мечтается лишь поскорее закрыть глаза и прийти себя на рассвете, когда настанет пора отбывать из этого тревожного, окружённого ночью, точно погребальным пологом, места.
[indent] только вот ему не дают забыться даже коротким сном, — сквозь смеженные веки он чует, как кто-то пристально глядит на него, — и, распахнув глаза, к превеликому своему удивлению обнаруживает в комнате незнакомую девушку.
[indent] николай хмурится, пытаясь понять явь перед ним или же наваждение, не слишком вежливо глядит на гостью в упор, про себя примечая, что одета она не по-простому, а как-то довольно вычурно: тёмно-синее платье до пят, серебром опоясанное, рукава чудные, полупрозрачные, явно из дорогой ткани, на тонких белых кистях посеребрённые браслеты, как наручи, и венок поверх чёрных, что сама ночь, волос из нежно-белых цветов, а каких именно — на первый взгляд и не скажешь.
[indent] — не бойся, коленька, — заговаривает она с ним первая, да так тихо, что его берёт оторопь от вкрадчивого девичьего голоса. — не враг я тебе. пойдём, нас с тобою уже заждались.

— — × — —
[indent] за стенами стелется дивная ночь, и неясная звонкая песня льётся рекою вдоль редких домов села. с середины высокого, необъятного майского неба на мир глядит месяц, вся земля округ от него тонет в серебряном свете, а чудный прохладный воздух полнится ароматом поздних цветов и печного дыма от стоящего поодаль хутора. он помнит подобные ночи, — будучи ещё совсем мальчишкой, бегал на крыльцо считать драгоценные звёзды, а когда досчитывал до сотни, а то и выше, делал зарубки прямиком на ступени, на которой сидел, чтобы не сбиться и отметить свои успехи, — он помнил их смутно, словно сквозь липкий туман, но в сравнении с иллюминированными пустыми ночами столицы, они казались ему совершенно особенными. всё ему сейчас так чудно кажется, и каждый шаг навстречу величественно замеревшему в отдалении лесу, становится почти торжественной поступью к чему-то невыразимо прекрасному. девица в синем платье идёт рядом с ним, но всё же чуть поодаль, изредка бросая в его сторону лукавые взгляды. молчит, не желая вслух говорить ни слова, но ему и не хочется — пускай молчит, раз уж это её девичья причуда, главное, что на душе у него теперь легче лёгкого, и чем дальше в чащу ему заходится, тем свободнее ему дышится этим дивным весенним воздухом.
[indent] в лесу, куда привела его гостья, всё точно к какому местному празднику приукрашено: на деревьях висят фонари, на поляне разгорелся высокий костёр, какой обычно жгут по особому поводу, всё вокруг пестрит цветными лентами, пышными венками, отовсюду слышится невнятный, но всё же человеческий гомон.
[indent] едва завидев прибывшего, к нему устремляются нарядные девушки — все, как одна, в белых расшитых саванах и цветочных коронах, быстрые, ловкие, ни одного лица не разглядеть толком, — кружатся рядом, то за рукав дёрнут, то за волосы, то вообще накрепко обнимут и, вдруг всполошившись, рванут врассыпную по поляне до самого кострища.
[indent] он слышит, как сквозь плотный полог из звуков, до него доносятся чьи-то простые слова. одни толкуют ему едва слышно: «воротись-воротись», другие настаивают: «не отступайся от пути предначертанного», и все внятные речи тонут в звонком девичьем смехе да пении; празднующие увлекают его, держа за руки, в самую хороводную гущу, поверх волос надевают точно такой же, как у черноглазой красавицы, венок из белых цветов, и тот стискивает ему череп с такой силою, словно короновали его только что тугим обручем. николай морщится, вцепляясь в бледные холодные руки окружавших его, голова идёт кругом, ноги подкашиваются, но наваждение сходит, достаточно появиться перед ним той самой знакомице — что-то нездешнее, властное промелькивает в её склонённом над николаем лице, и он выпрямляется, повинуясь её плавным движениям.
[indent] — не бойся, коленька, — вновь говорит она так же ласково, отходя по колени в мёрзлые топи и простирая навстречу обе руки; огонь пляшет в глубине её опустевших глазниц и бликует на смоляных волосах. от неё веет смертью, точно морозом, могильный холод ползёт вверх по позвоночнику нерадивого писаря, позволившего навьим поселенцам вторгнуться в его сны, но он стоит, обнятый под руки бледными призраками, во все глаза глядя на мёртвую перед собой. — не враг я тебе. пойдём…

[indent] ...нас с тобою уже заждались, — одними губами вторит одурманенный гоголь её заклинаниям.
[indent] позабыв обо всём, даже о данном якову слове, он делает несмелый шаг в объятия к полуночнице.

Отредактировано Nikolai Gogol (2017-11-30 03:11:00)

+6

3

  • Автор: Yakov Guro
  • я - люцифер, затасканное имя
  • Yakov Guro
  • личное звание:
    GOGOL. THE BEGINNING
    яков гуро; Ах, господа, не стройте эти рожи,
    Садитесь в круг, и Бог вам всем судья.
    Он всё поймет, как понимаю я,
    И дай вам сил понять всё это тоже.
  • Сообщений: 615
  • Уважение: +44

подняв голову от бумаг, яков петрович задумался.

ночь в этих местах - особенная, не то, что в петербурге. там она пропахла сигаретным дымом и конским навозом, там она всегда шумная, словно юная девица, да и город принаряжался с наступлением сумерек, накрывавших город полотнищем туманов и туч. гуро любил свой город, он там родился и вырос, но душа следователя давно металась в поисках дома.

цепляясь за каждое дело, словно за спасительно протянутую руку, ему хотелось сбросить с плеч тяжелую ношу ответственности, закрыть глаза и очутиться в месте ином, не похожим на все прочие. столичные закоулки с брусчаткой и кирпичными толстыми стенами, сквозь которые и лучу, и звуку пробиться невозможно, в какие-то моменты отчаянно давили, заставляя задыхаться - яков петрович слишком устал от однообразия пейзажа, и даже прекрасная петропавловка с высоким шпилем собора не могла развеять следовательскую тоску. на что ему опостылевшие крепости, будь они сколь угодно прелестны и правильны, когда хочется вдохнуть морозного воздуха и почувствовать, как внутри все сковывает льдом, и чтобы глазу открывались такие просторы, которых ни разу не видел в своей жизни. чтобы луга тянулись до самого горизонта, зеленые и сочные, с травой по пояс - размахнись да коси сколько угодно, с лапухами, прореженными ярким мелким маком, что сыплет лепестки от первого летнего дождя. гуро представлял себе такое только в минуты скромного уединения, когда его отпускала тоска и тревога насущных дел, когда никто не старался услужить и расстелиться перед столичным начальством, роняя шапки прямо под сапоги, что до этого топтали мостовые. ну, что за ересь?

да только здесь, в сутках или двое до полтавской губернии яков петрович уже понял, что не найти ему возлюбленных лугов и цветов, что к закату клонят головы словно от усталости. слякотная жижа, липнущая на колеса экипажа, по ощущениям была тут всегда: шел дождь или нет, но дорогу обязательно превращало в отвратительное месиво, сродни которому были только выгребные ямы да свинарники. бедный извозчик, доселе не зная горя на пути, вздыхал и бранился как селянин, коим и был по рождению, но вез господ в их забытую богом деревню на раскрытие очередного дела, так захватившего разум и душу пресытившегося следователя третьего отделения.

а еще с ним поехал гоголь. их нельзя было назвать ни друзьями, ни компаньонами, да и знакомцами - с огромной натяжкой. встретившись в доме убитой девушки по роковой, - как яков петрович потом понял,- случайности, они сразу же обрели взаимопонимание и с легкостью дополнили друг друга, образуя едва ли не самый успешный дуэт, в коих гуро вообще доводилось работать. компанейский работник из него был, прямо сказать, никакой. ненавидевший излишнюю толкучку и пустые советы, следователь предпочитал работать один, чтобы писарь не издавал никаких звуков окромя скрежета пера по бумаге, а тут - феерия! удивление! да какое! потрясающая тактика работы, словно гоголь улавливал что-то на более тонких материях. потрясающе.
потому несчастному извозчику помогал не менее несчастный яким, проклинавший и барина, и господина следователя, но вместе с этим явно воодушевившийся тем, что николай васильевич таки отвлекся от распития горячительного и решил заняться настоящим делом.

постоялый двор был никудышным, прямо сказать, но разве хотелось жаловаться? гоголь помогал как мог, да и не из рук вон плохо - все-таки было видно, что образован и смышлен, чего не скажешь о большинстве современной молодежи, с которой яков петрович волей-неволей сталкивался. безрассудство у них в крови, а тут - истинный романтик, мыслящий какими-то другими, отличными от всех, масштабами, лишенный рамок и шаблонов. писатель.

яков петрович даже начал его уважать. со страхами, но человек дела.

под покровом ночи, совсем негородской, совершенно другой, думалось легче. пусть тьма тут была совершенно странная, густая и черная, неразбавленная фонарями как в петербурге, все равно имелась возможность взглянуть на многие вещи иначе. сон упорно не шел, отказываясь вступать в дружный союз с уставшим немолодым организмом, потому просиживание за письмами, что гоголь давече разобрал, показалось ему самым лучшим решением. удивительно было, что сквозь открытое окно не летели комары да мошки, к которым уже была стойкая привычка. нева периодически чистотой не отличалась, а потому возле всегда роились неопределенного вида насекомые, но здесь же была абсолютная чистота. никаких проблем с болезненными укусами и чесоткой, что возникала после, ничего такого не было замечено, и яков васильевич не мог не отметить про себя странность этой особенности. днем он прошелся по окрестностям, не уходя слишком далеко, чтобы впечатлительный николай васильевич не подумал, не дай боже, что его собираются бросить в этой, откровенно говоря, дыре, и изучил некоторые особенности топографии. дальше дорога предполагалась более чистая и ровная, а значит и скорости лошадям можно было добавить, да хоть гнать со всей одури, чтобы в открытые окна экипажа врывался сырой воздух с топей. лишь бы кофий не разлить, а там и чем черт не шутит.

и все-таки необычная это была ночь. совершенно негородская, нетипичная и непривычная замыленному глазу. в вырубке окна, даже с такого неудобного положения - боком,- виднелись рассыпанные по небу звезды как причудливые камни на иссиня-черном бархатном покрывале. небо завораживало, луна - заставляла напрячься, словно она сама завлекала в свои нерадушные объятия, неотрывно следя, подмигивая, а потом путая в собственных сетях.

ниже, над сырой травою, как заметил яков петрович, стоял плотный туман, да такой, словно та самая злодейка-луна шутливо опрокинула кувшин с молоком. там пройди человек - и не заметишь, подкрасться к ничего не подозревающим жителям проще простого, коль какой разбой или набег задумают. интересная местность, но пугающая, жаль, что отбывать по раннему утру. лишь бы завтрак подать успели.

яков петрович и сидел бы так до самого утра, не сомкнув глаз, как из раздумий его вывел хлопок, негромкий, но, двери и скрип половиц по направлению к лестнице. впрочем, и это бы не заставило видавшего виды следователя хоть с места сдвинуться, если бы он не слышал невнятный, но успевший почти на подкорке засесть шепот знакомого голоса. ему показалось, что шальное, пусть и суровое сердце, ухнуло куда-то от волнения за своего компаньона, несчастного, но совершенно прелестного молодого человека, чьи способности и таланты его удивили немало. от него никто не ожидал таких успехов, но гоголь обязательно покажет себя; такие, как он, никогда не остаются в тени собственного рода.
потрясающие.

потому следователю и стало невероятно интересно то, куда же отправился николай васильевич в столь поздний час. поспешно накинув на себя пальто и схватив трость, яков петрович поспешил следом, но того, кого секунду назад было отчетливо слышно, уже и след простыл.

пришлось осмотреться. с улицы, в свете лишь пары свечей из окон, природа казалась совершенно другой. тяжелой и гнетущей, словно веки древнейшего существа, она поглощала в себе молитвы и тайны предков, что жили на этой земле, поклонялись ей, преподнося древние дары. следователь двинулся куда-то вперед, идя скорее наугад, по собственным чувствам, нежели руководствуясь отчетливыми следами. трава не была примята и колосилась так ровно, словно на чужих костях росла, подпитываясь давно телами и плотью, которые давным-давно покинула душа, вечная спутница смерти. луна казалась еще более зловещей, словно невиданных размеров пристальный зрачок, и яков передернул плечами, сбрасывая неприятное наваждение. наверное,- справедливо рассудил он, - николаю васильевичу почудилось нечто подобное.

тонкая душевная организация, восторженность, а на деле - ветка настолько сухая, что страшно надломать в руках, закрывая от пронизывающего ветра и мерзкого ужаса малоросских болот. что ж за место бесовское такое?

правду говоря, яков петрович немного растерялся, не слыша в густом воздухе ни единого звука, что мог бы подсказать о пути писателя. замерев и облокотившись на трость, он было подумал, что ему почудилось в этой несусветной тьме, а на самом деле и нет ничего, и не было, кроме собственной фантазии, подкрепленной рассказами гоголя, его книгой, которую он, несомненно, читал, стараясь быть в курсе всей прогрессивной и современной литературы. повертевшись вокруг, почвакав сапогами и помесив влажную почву, следователь уж собирался уходить к себе в комнату, как услышал то, от чего у него мурашки роем ухнули по позвоночнику вниз.

звук падающего в воду тела. не в воду даже. в противное густое болото, откуда сейчас, вопреки всему, не доносилось ни жабьего хора, ни стрекотания назойливых сверчков.

была мысль «только б успеть», еще - «лишь бы не наглотался воды да тины», а после такая чехарда в голове, что разобрать тяжело. травяной луг, о котором яков петрович наивно грезил, превратился в бесконечное поле элизиума: ты бежишь, идешь, несешься словно галопом, но пересечь никак не можешь, сколько бы не хотелось. тогда, уверившись в том, что это место действительно непростое, запутанное, словно древнейший лес-хищник, поймавший жертву в свои зловещие сети, следователь сменил тактику, начав держать путь совершенно в другую сторону. на свой страх и риск.

к счастью, это действительно помогло; уже через пару минут поле кончилось и вырисовалась другая картина, в которой идиллического было еще меньше. старые деревья, больше похожие на коряги, мертвые и почти белые, низко наклонили свои руки-плети над болотами, а корни, что чернели и вспухали на земле, глубоко ушли в почву. место было не страшным, но неприятным, но у следователя не было нужного количества времени, чтобы осмотреться. внутри билось беспокойство, не давало спокойно стоять, и луна, чертовка, как назло скрылась за тучами. стала кромешная тьма: ни зги не видно, ни дыхания, ни шороха, ни ветра - все назло, все недобро. яков петрович почти бессильно сжал кулаки и сделал первую попытку окликнуть своего спутника, но голос потонул в воздухе, опадая на землю грудой плесневелых мшистых листьев.

и лишь когда луна игриво показалась из-за своего савана, дьявольского балдахина, он увидел то, чего, наверное, боялся больше всего на свете в данную секунду, чего не хотел, о чем даже не думал: в болоте плашмя лежал его драгоценный, восхитительный спутник.

будь яков петрович кисейной барышней, то немедля лишился бы чувств при виде уже успевшего стать дорогим - когда это? - человека, который бездыханно лежал в отвратительного цвета жиже, видимо, при свете являвшейся болотом.
следователь бросился к бездыханному другу, тот час же вытаскивая его на влажный берег, и ему на секунду, на одну секундочку, показалось, что треклятый водоем не хочет выпускать из своих объятий пойманную пташку. тот час же пришлось кутать в собственное пальто, поспешно снятое, едва ли не сорванное, хлопать по щекам и давить на грудь, заставляя очнуться, прийти в себя, надеясь, что еще не поздно, отогревая ладонями и собственными объятиями, даже не думая о чем-то ином, кроме спасения чужой жизни.

Отредактировано Yakov Guro (2017-12-02 07:58:26)

+4

4

[indent] пальцы у полуночницы белее снега, цепче обглоданных сучьев, леденее мороза — мёртвым хватом вцепившись в николаевы плечи, она тянет его к себе на дно, но без толку всё, зря только все руки когтями исполосовала ему и мутную воду в рябиновый цвет окрасила. пускай и ничком да лицом к омуту обращённый, он неведомым чудом сумел удержать себя на плаву и теперь глядит прямо перед собой пустыми глазами, а нечистивица всё вокруг него суетится, заклинания шепчет, чудный мир сулит, богатства несметные, любовь и ласку любой из её подчинённых — хоть и не утопленницей она была, но всяко над мёртвыми девками власть имела, покуда бы одна из них не провозгласила бы себя над сестрицами главную и не стала бы чинить свой закон. чарует голосом сладким, и он отдаёт на языке тиной да горечью; угрозами пытается заставить его подчиниться — о том, что он нелёгкой судьбы человек, николай и без суда стороннего знает, чего стоят одни его видения, раз за разом становящиеся всё реальней и жутче; умоляет, кается, да только слёз её серебряных лживых в воде чёрной не видно, лишь вой стоит нечеловеческий, и от того вся топь идёт рябью.
[indent] — что же ты, коленька, — наконец говорит она, не разжимая плотно сомкнутых губ, и голос ночной демоницы упрямо звучит у него в голове, — никак испугался? а ведь был всех храбрее, не убоялся с самим дьяволом ехать в эту землю нечистую, не дрогнул, не остановился перед тем, что сумел углядеть. сгубит тебя земля эта. тьма тебя поглотит.
[indent] он силится выдохнуть, но может даже этого сделать; грудь ему жжёт огнём, а сознание всё быстрей и быстрей тает под водой да без воздуха. ещё пара каких-то мгновений, и возьмёт его полуночница, навсегда своим сделает, всю душу из него вынет, себе присвоит, а силу тёмную меж собой и мавками разделит поровну. будет знать тогда смертный этот, как за просто так даром пользоваться, будет он цену платить свою передо всей навью, и несладко ему придётся, ой как несладко.
[indent] — погоди, милый мой, — шелестит нежно мертвячка, заплетая змеиные косы округ его шеи. — не утруждай себя понапрасну. тебе с нами будет надёжнее, тебе с нами весело будет. слышишь, как звонко смеются сестрицы мои? видишь, как радостно они улыбаются? — простерев белые руки к едва разлчимым вдали силуэтам, она сама тянет бескровные губы в улыбке. — рады мы тебе, коленька, рады, что от греха великого уберечь сможем, что беду от тебя отвадим, душу твою сбережём.
[indent] и, кажется, ему уже всё равно — что будет с ним, на кого он на грешной земле оставит родных своих и едва знакомых, что будет с его начатым делом и клятвенно данным словом, как о его кончине местный народ отзовётся и будет ли кто по нему горевать. веки его свинцом налились, глаза мутной белизной подёрнулись и закатились, руки-ноги обмякли, оставив его безжизненной куклой висеть меж землёй и небом, меж жизнью и смертью, меж явью и навью — прямо осередь калинова моста, разве что без осознания с ним сотворяющегося. только слух при нём неспящим остался, и слышит он, какой неспокойной сделалась вдруг полуночница, зашипела, взметнулась куда-то, вроде как даже воду вспенила, забурлила ею перед кем-то невидимым угрожаючи. а после ни звуков не стало, ни запахов, и тяжесть водяной толщи как будто куда-то исчезла.
[indent] «вот и конец мой пришёл», — думает он из последних оставшихся сил, и каждая новая мысль будто бы загорается в нём так же ярко, как звёзды в чёрном небе ночном. — «хоть не мучился перед смертью особо, да и жил не особо грешно, а там уж и бог мне судья».
[indent] его снова словно тянет на дно, в самую топь, из которой не будет возврата; он вновь ощущает, как к нему возвращается тяжесть собственного тела и то, что он может чувствовать себя всего, вплоть до кончиков пальцев — это-то и пугает его до того, что он, вдруг встрепенувшись, решает бороться. вслепую от отталкивает от себя невидимое бесово отродье и, — откуда у него только силы взялись? — усевшись верхом, готовится нанесть тому с размаху удар, дабы ненадолго отбиться, выиграть себе немного времени и вернуться к свету наверх, хоть в целом он ни разу в жизни ни в драки не ввязывался, ни плавать пытался. только вот твёрдость почвы под упёршимися в неё коленями мигом его с толку сбивает, и, открыв глаза, николай в тихом ужасе узнаёт того, кто перед ним, но не представляет, как всё случилось.
[indent] сдавленно вскрикнув, он валится на бок, затем суетливо усаживает себя на стылую землю. мир вокруг него ни в какую не хочет становиться реальным, и откуда ему разузнать, что находящийся подле него господин гуро не есть очередной плод его чрезмерно развитой фантазии?
[indent] — я… я-яков петрович? — сиплым голосом изумлённо шепчет без каких-то мгновений утопленник, зябко стуча зубами и неосознанно кутаясь в согретое чужими плечами пальто. вся тяжесть только что им совершённого мигом рушится на его и без того ослабшее тело, из-за чего гоголь по-мальчишечьи втягивает голову в плечи и виновато глядит на следователя. — а вы как… а зачем вы… господи помилуй…
[indent] порывисто закрыв вспыхнувшее от стыда и пощёчин лицо ледяными ладонями, он тяжко вздыхает наравне с поднявшимся в мёртвых кронах ветром, сидит так с минуту-другую, пытаясь вернуться из только что пережитого в мир реальный, дышит так, будто бы за всю жизнь надышаться вдоволь не сможет, и только после того, как сердце его перестало так бешено колотиться о клетку из рёбер, отнял руки от лица и самым непонимающим взглядом на начальство уставился. ведь не убоялся тот ни тёмной ночи, ни россказней суеверных про лес, в коей зайдёшь, и леший тебя так запутает, что найдут тебя, даст бог, по весне, всего заморанного и лесным зверьём обглоданного. не убоялся и за ним, непутёвым, пошёл.
[indent] — где… где мы, яков петрович? она ведь ушла, да? нет её здесь? как же я рад вам, боже милостивый, как же я рад! если б не вы, я бы... — насмерть б убился из-за ведьмы проклятой.
[indent] — а кто с минуту назад смирился со всем и помирать уж собрался, николенька? — нежданно звучит девичий голос в его голове, из-за чего гоголь вздрагивает пуще прежнего и начинает крутить головой во все стороны, дабы мёртвую дивчину среди сухой травы и голых дерев разглядеть. — то-то же, бесстыдник. поделом тебе урок этот будет.
[indent] слов полуночницы он предпочитает не слышать.
[indent] — вы простите меня, — неловко сетует он, кое-как поднимаясь на ноги и продолжая мелко дрожать, точно тонкий лист на осеннем ветру. — не со зла ведь я это, а не признал в такой темноте. и мало ли, что мне со страху почудится…
[indent] — а ведь ты ему обещал! — не унимается проклятая девка, морозом нашёптывая ему в уши злые слова. — ты говорил ему, что со всем справишься, а сам? струсил, сломался. не достоин ты ехать к нам во владения, вражий сын, не достоин топтать наши земли. изыди отсюда, и страх свой с собой забери. мы и своими кошмарами сыты по горло.
[indent] на смену недавней боязни к нему приходит багряная злость, мигом веки ему застилая. ноет болью от туго сплетённого цветочного обруча, жжётся распоротой до крови кожей, гулко воет в груди, точно волк в западне, — на что николай до белизны стискивает пальцы в кулак, делает шаг от проклятой топи, затем другой, точно снова впадая в беспамятство и подчиняясь лишь ему одному доступным видениям. ноги его утопают в вязкой почве и мягком мху, каждое движение надломленее предыдущего; он бредёт по старой дороге, которой полуночница его к царству своему привела, только не видно прежних убранств и не слышно мавьего пения — все девки попрятались, то ли от страху, то ли из любопытства не желая высовываться и стоять у него на пути.
[indent] — сама поди прочь, — отрывистым тоном приказывает побелевший, точно мертвец, николай, глядя такими же пустыми глазницами, как у демонической твари в девичьем обличии, в упор на опешившую полуночницу. теперь уже не она, а он будто бы вобрал в себя всю древнюю мощь дремучего леса, и дышит самой этой жутью, укутываясь в чернильную тьму. — ни я, ни он тебе не достанемся. кумарь мужичье и девок наивных столько, сколько тебе заблагорассудится, а к нам больше не подступись, не то пожалеешь. а теперь сгинь, надоела.
[indent] но демоница его не пугается, наоборот, на всё увиденное диву даётся и радуется, плотно смежив ладони возле впалой груди. смиренно ему поклонясь, она отступает, напоследок молвив о том, что всё ею виденное — сущая правда, и что будет следить за ним до самой его кончины, затем, обратившись в сизый туман, со звонким хохотом распадается по земле и устремляется вглубь, в самую непроходимую чащу.
[indent] с исчезновением полуночницы спадает и морок, заставляя его вновь почувствовать всю стужу осеннего леса, из-за чего он плотнее закутывается в чужое пальто, чуть ли не до носа воротник поднимая, вздрагивает всем телом и затем, обернувшись к подоспевшему к нему следователю, нечленораздельно просит его как можно скорее вернуться в тепло:
[indent] — пойдёмте назад, яков петрович, сами замёрзнете ведь... — и, виновато отведя потухший взгляд от пытливых глаз господина гуро, добавляет: — …да и мне самому до смерти надоело уже здесь торчать.

Отредактировано Nikolai Gogol (2017-12-13 17:40:53)

+3

Страница: 1

Вы здесь » crossover » Раккун-сити » — meanwhile;

Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно