crossover

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » crossover » Нагорье Арати » in god we trust;


in god we trust;

Сообщений 1 страница 4 из 4

1


in god we trust;
fuck that and fuck you.

« msi mastermind »


http://funkyimg.com/i/2zQAY.png
walter sullivan & ruben victoriano

+1

2

Он мальчик, маленький мальчик, произносящий каждую секунду необыкновенное, единственное слово, которое могло вернуть ему Ту, в которой он бы растерялся на пылинки и на атомы.
Мама, мамочка, мамуля…
С улицы, где острым ливнем тошнит небо, в апартаменты приходит промокший и хлюпающий ботинками ребёнок. Приходит, чтобы остаться один на один с закрытой дверью "302" комнаты, наполнить коридор отчаянным воплем, а завидев кого-то из живых - смертельным молчанием. Люди в детских глазах - свинки-копилки, и руки чешутся их разбить, неразделённой божью любовью наполнить их головы, чтобы кричали. Они ведь ВСЕГДА на него кричали, УХОДИ, УБИРАЙСЯ ОТ СЮДА ПОДАЛЬШЕ, а мальчик всё больше проникался нежностью к дому, который безропотно терпел весь этот сброд, всех
КАК УДИВИТЕЛЬНО БОЛЬНО. - жалуется колода грешников, в которой Уолтер отсутствует, что не мешает ему издалека любоваться на расклад судеб, обречённых гореть в адском огне. Он - зло в синем пальто, квадратные башмаки шагают как грузовой трактор, медленно и непреложно, но при виде его даже страшно зажмуриться или бежать. Мальчик - внутренний голос его, шелестит губами, как змея в кустах, и говорит, и говорит: не надо больше вот этого, слушай, есть другой путь! Не надо страшным голосом угрожать в темноте, не вспарывай никому животы...
Но чтобы заснуть, любому ребёнку необходимо, чтобы были игрушки, чтобы непостижимая теплота тела его согревала, и он лбом прижимается к боку грозных, тоскующих, жалобных, тихо стонущих будущих мертвецов, и тихонько мурлыкает, отгоняя их страх, чтобы на утро проснуться от запаха смерти.
В одиночестве. Сайлент Хилл пустынен и затуманен, этот город всегда был мёртв, и его труп чем-то напоминает маму, скорее всего глазами, которые, словно две стеклянные ошибки передаются по наследству. Мальчик, само собой, невинен и непорочен, но в очах - стеклянная скотобойня, и за детским вздохом его слышно как точится нож. Квартира, к которой он ходит, по-прежнему закрыта, пуста, [как и его душа]. Детский голос тонет в хрипах, проклятиях, стонах. Проклятие, проклятие, неужели этот ад никогда не прекратится?!
- Мама, смерть ненасытна, она желает и меня....
Мужчина в окровавленном пальто приходит полой вытирает нож, потом начинает петь.

Мельница Бога
Очень хороша.
Мельница Бога
Мелет не спеша...

Мембрана тишины со страшным скрипом разбивается, мертвецы завывают пуще прежнего. Когда они долго не успокаиваются, мальчик выходит на улицу, собирает в ладони грязную воду из лужицы и брызгает ею на одержимых, которые скребутся костью и виснут на стенах.
- Кому хуже - тому, кто любит, но не любим, или тому, кто любим, но не любит?
- Мама любит меня, и это наполняет мою сущность счастьем.
- И ты готов принять то, что она, может быть, никогда не ответит тебе взаимностью?
- Проманипулировать душою любимого существа и принудить его любить нас - такая цель была бы противна самой сути любви, была бы просто зловещей, если подумать...
И, видно оглушённый смыслом собственных слов, Салливан крепко обнимает мальчика, не спрося его согласия.

Медленно, но верно
Ходит колесо.
Будет перемелено
Абсолютно все.


Уолтер ввизгивает, хотя вроде и не струсил, вырывается из объятий (похожих на то, как греет гнилью холодный склеп) и утекает прочь, наружу. На улице по-прежнему идёт дождь; над крылечком хлебного магазина горит красная лампочка, щедро окрашивая красным ближайшие лужи: земля как бы кровит. Ребёнок немного постоит и бумерангом вернётся обратно.

В животе у мамы квартира, на дворе – тревога и как в белой раме лицо, бинтами обмотанное. Не голодный до жалоб призрак, незнакомый, смотрит, молчит, и смотрит, как будто всё знает. Что Уолтер Салливан - это  гниение и копоть, что налипла на гусиную кожу апартаментов и будто бы на глаза. Что он - разложение - [разложишь меня по полочкам - я покажу тебе чудеса]. Что он - труп в могиле, но все пять твоих чувств воспринимают его живым и невредимым. Его же чувства говорят о том, что веет из невидимых прорех огнём, днём дом потеет едкой смолой, и плавится кожа как масло на Красном Дьяволе; череп его изнутри в это время лижет незванный гость незванный гость незванный гость незванный гость незванный гость из последних, исподних, истошных сил, пробирался сквозь эти туманы насквозь..... Вышел прямо на Салливана.
И исчез.
Никому не раскрыв секрет что умер.

Странно: Язык не вертится - спросить незнакомого призрака - может он что-то об этом знает? Он не воет, не кричит и не стенает. От него исходит этот жар
и
приближённые тьмой шаги,
тоже говорят о неумолимом
"не сгоревший в пламени
сгорит от него вдали".

Беги, мальчик, беги.

Из последних, исподних, истошных сил, как в крапиву влетая в незнакомого призрака, в того, что в распущенном медицинском халате смотрит, молчит, и смотрит, как будто всё знает.

Отредактировано Walter Sullivan (2017-12-04 01:17:11)

+3

3


                               satanwave — ghost

Холодный щербатый пол оказывается невыносимо реальным под его босыми ногами. Рубен с долей удивления рассматривает свои обожженные руки, грязные полы его рваного медицинского халата шевелятся вместе с легким сквозняком, лысому черепу под капюшоном слегка холодно. Рубен Викториано не ожидал увидеть свою родную телесную оболочку, но еще больше не ожидал почувствовать едва осязаемый запах реальности, которую он создал внутри трижды проклятой STEM-клетки. Она искореженная, искривленная и измененная почти до неузнаваемости; это не тот мир, который он создавал, но он ему знаком потому, что здесь ненависть и отчаяние точно так же сильны до безумия. 

У Рубена Викториано с дня его пропажи еще остались деньги чтобы позволить себе неплохое жилье. Но Рубена Викториано больше не существует, и даже от его мозга остались одни лишь ошметки, которые засохли на грязном полу разрушающегося "Маяка" и на грубой подошве обуви Себастьяна Кастелланоса. Себастьян, наверное, думает, что он покончил с Рувиком раз и навсегда. Пусть вместе с ним точно так же думают все, кто остался жив после встречи с тем, на что способно воображение Рубена Викториано.
В глухом городке, в квартире #302 с минимальными удобствами живет Лесли Уизерс, который залег на дно от вездесущих длинных рук "Мёбиуса." Когда-нибудь — это лишь вопрос времени — они найдут его логово, но до того дня Рубен Викториано надеется приложить руку к их самоуничтожению.

Рубен царапает босые ступни, давно потерявшие чувствительность и вдыхает воздух этого мира полной грудью. Он оседает пеплом в его легких и смешивается с тем пеплом, который забрался внутрь после сожжения амбара. В голове сплетается какофония криков разнообразнейших тональностей, комок извращенной ностальгии оседает под солнечным сплетением. Это место Рубен видит в первый раз, а где-то на периферии осознанного и бессознательного взрастают подсолнухи побитые огнем и разукрашенные в темно-красный цвет венозной крови.

Однажды двери в квартире #302 поросли толстыми цепями. Тонкие пальцы Лесли Уизерса скользят по металлу, поглаживают замки, ищут намек на брак, чтобы использовать это в целях побега. Когда Рубен Викториано глазами Лесли Уизерса видит это в первый раз, ему на долю секунды кажется, что "Мёбиус" до него все-таки добрался и, в наказание, использовал в качестве сырья для эксперимента, как они это однажды уже сделали. Рубену Викториано хватает часа сна и сон его всегда чуткий на любой шорох; "Мёбиус" не смогли бы забраться сюда незамеченными. Это что-то совсем иное, что-то, перед чем крысы из "Мёбиуса" разбегутся в ужасе, осознав невозможность порубить на части и изъять нужные органы. Квартира #302 обрастает изменениями, у нее не только входная дверь охвачена цепями; у нее, в ванной комнате, на стене появляется дыра. Когда Рубен щурит глаза Лесли Уизерса, ему кажется, что дыра пульсирует, словно огромное чёрное сердце.
Рубену интересна эта дыра в его ванной комнате, его пытливый ум ученого требует, чтобы он забрался в нее немедленно. Заключенному внутри разума Рубена Лесли это не интересно; он, бережно усыпленный, открывает глаза и пытается бунтовать, обгрызенные до мяса ногти пытаются вонзиться Рубену в глаза, но всего лишь — царапают воздух. Рубен с нескрываемой насмешкой наблюдает за этим, Лесли никогда не был сильным ни морально, ни физически; Рубену не интересны интересы Лесли. Лесли остается со своими страхами наедине.

Дыра остается у него за спиной, где-то там далеко, заточенный в собственном теле, до надрыва связок кричит Лесли. Рубен может вернуться и усыпить его снова прямо сейчас, но он этого не делает. Ему гораздо интереснее понять, что это за мир и почему он вытащил наружу его настоящую личность, оставив позади телесную оболочку, с которой он уже успел срастись почти до вечного сна Лесли Уизерса. Рубен делает шаг вперед, крики Лесли, поглощенные стенами без звукоизоляции становятся тише.

Визуальное и тактильное исследование неизвестного мира бесцеремонно прерывают, сталкиваясь с ним и вместе с тем давая понять, что он здесь — не просто призрачная оболочка, сохранившая ощущения на уровне механической памяти. Рубен Викториано был младшим ребенком в семье и никогда не был отцом никому, кроме как монстрам и искореженным пациентам на всех уровнях его мира в пределах STEM. Рубен Викториано не знает, как вести себя с детьми; все человеческое для него — объекты научного интереса, острое желание вытащить наружу все страхи и потаенные желания вместе с кожей, которую он будет снимать в целях удовлетворения своей натуры садиста, упивающегося чужими криками и болью. Мальчик, вылетевший ему под ноги, выбрал не самую лучшую кандидатуру в спасатели и проводники; вот только Рубен Викториано задается вопросом
(а был ли мальчик)
возможно ли в этом месте существование маленького ребенка просто так, безо всякой причины?

Рубен не спрашивает у мальчика где его мать — в таких местах маленькие дети не ходят без родителей просто так, даже если они в самом деле — потерялись. У Рубена подготовлен иной вопрос, который должен позволить ему уцепиться своими почерневшими пальцами за нужную нить. Рубен наклоняется так, что его бесцветные глаза почти соприкасаются с серыми глазами мальчика. Капюшон из-за образовавшегося порыва ветра слегка отлетает назад, обнажая черные пятна обгоревшей плоти и кусок прозрачной пластины, не скрывающей его мозг. Пальцы Рубена опускаются мальчику на плечи и сжимаются почти неощутимо, но крепко, чтобы не позволить просто так сбежать. Рубену кажется, что ему удается отыскать ключ.

Но к какой двери?

— Чего ты боишься? — вкрадчиво спрашивает Рубен, его глаза вгрызаются в плоть маленького мальчика, пытаясь нащупать в нем человеческую душу.

+1

4

- малая пичуга по песчинке способна растащить целый мир, вы знали?, - охотно делится своим открытием малыш, даже не думая пугаться незнакомца с лицом рваной ножевой, всего в заплаточку. Уолтер, подсиживающий "302" квартиру в ожидании очередного письма, как горошину через семь покрывал чувствует, что-то было, будет украдено.

Призрак бродит по той земле, что могла бы быть раем, но пока была лишь тюрьмой, потому что всё начинается с тюрем.
Призрак то дитя украдёт, то поклёп наведёт. Выглядит как стакан - он просто вдребезги, но Уолтер не верит в его раны: он видит целого призрака, а не обломок, руину тела, месиво больной гордыни. Что за зеркальный симулянт! От такого должны корчиться и страдать - как минимум - срывать с себя обгоревший, узкий скальп, а не быть непоколебимым и невменяемым, неподвижным и бессердечным, как очередная, разъединяющая Салливана с Матерью стена.

Кем бы он ни был - круг уже замкнулся. Сто дорог разбежались по полю врозь, и нет здесь ни камня, ни нити, что точно укажет гостю обратный путь. Стены, сплошь покрытые мыслями Жертвенного Агнца, не осветить ни лампочкой в сто ватт, ни дневному солнцу. Они так темны и томны, пахнут основательно подгоревшим в печи мясом. Они липки, им впору называться паутиной. Они подкрадываются всё ближе и ближе, когда ты на них не смотришь. Их чёрные углы имеют дар речи; тьма из дальних углов обретает живую плоть.

- Я тебя понимаю. Тут горит свет, и ты - не первое раззадоренное животное на моей памяти, - ледяной профессиональный шёпот запугивателя. Уолтер уже здесь, но определить его точное местоположение не представляется реальным из-за того же испорченного света.

- одинокий побег может прогрызть асфальт, - и ничего, что в ответ - пустые зеркала, ребёнок продолжает смотреть в чужие глаза, словно бы успокаивая незнакомца. - капля камень долбит.

- Что, животное, тревожит память или жажда? Обе одновременно?

- ОН НЕ ЖИВОТНОЕ, УОЛТЕР. ПОСМОТРИ НА НЕГО - ЭТО ЧЕЛОВЕК.

- Что, оставил своё плюшевое зверьё, растерзанное в грудине - да в моей квартире? - в голосе задетого за живое неживого слышалась насмешка. Он не исчезнет, как письмена, написанные по воде. Он не умеет. Ему надо намекнуть, и Салливан выходит из тумана, покручивая в жилистых пальцах канцелярский нож, щёлкая им - как бичом Дьявол.

Это жизнь его голодная, ни на что не годная, эхом разносит свои щелчки по коридору с множеством намертво заржавевших дверей. Это больше не вымотанные пролетевшие временами апартаменты, а кладбище, на котором разделывают туши, вещи и права.

время катиться отсюда к чёрту, понимаешь?

У ног Рувика со странным дремотным хлопком разбивается голубь. Вдребезги. У Уолтера, из становящейся всё шире улыбки, наружу лезет клык.

- пальцами выгадываешь, какую вещь следует предать огню, вот скажи мне, куда ты дел всю эту груду..., - ноет мальчик как сломанное ребро. Умный мальчик. Давай, расскажи ему больше о том, какой я внутри пламенный, а не пустой, беспамятный, не помнящий, что за руку бродит, за руку берёт и ведёт, ведёт, ведёт низкого духом на крёстный ход.

- Ты зря надеешься, что он даст тебе какое-нибудь сокровище, малыш. Он же погорелец!

- Вы правда мне ничего не дадите?, - недоверчиво интересуется мальчик.

- Погребись в золе, может найдёшь железный цент.

- ну, тогда время идти к чёрту, сэр, - шипением срывается с детских уст.

+2


Вы здесь » crossover » Нагорье Арати » in god we trust;


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно