[indent] Фрингилья Виго.

Птичье имя. Красивое. Звонкое. Сильное. Звал ли твой дядя тебя зябликом, милая? Не отвечай. Молчи. Ему все равно. Рядом с чародейкой из золотой Нильфгаардской Империи, которая всеми силами старается не выдать своего волнения, горделиво и ровно спину держит, — у каждого из них по стальному штифту в позвоночнике, который они получают при выпуске в новую жизнь, — Вильгефорц напоминает голодного ястреба, что блеском своих стальных когтей, с которых все еще не смыта запекшаяся кровь, — на них кровавое месиво из его собственной крови, крови его врагов и друзей, — обещается вырвать этой маленькой птичке её быстро бьющиеся сердечко. И пташка ведь прекрасно знает, что её иллюзии тут бесполезны, что любое из возможных заклинаний может обернуться против неё же самой, а выступить против Вильгефорца сейчас, когда он явно настроен не самым дружелюбным образом — чистое безумие. Да, сейчас они оба находятся в Нильфгаарде, на территории Виго, в её доме, в её обитой черным бархатом гостиной, но только вот облегчения это чародейке не приносит, а стоящего напротив неё мужчину и вовсе не пугает. Его вообще хоть что-нибудь пугает? Ответа на этот вопрос никто не знает. Нильфгаард, да? Плевать. Разве есть разница? Уж точно не для Вильгефорца. Да и к тому же у чародеев вообще есть свой собственный мир, в который не допускается никто посторонний, в который не вмешиваются короли, а политика и вовсе диктует совершенно другие правила. И сейчас дела решаются не между Империей и Северными Королевствами, а только лишь между двумя чародеями. И Фрингилье, как бы ей этого не хотелось, пришлось выслушать Вильгефорца, который заявился к ней в довольно неподходящее время, а также нарушив все правила этикета, которые мужчина обычно соблюдал. Он не предупреждал чародейку о своем визите, а попросту разрушил в её доме уже давно выстроенные барьеры, отбросил в сторону все любезности и условности, а любое возражение со стороны женщины пресек лишь одним единственным предложением, в котором отчетливо проскользнули слова «солнце» и «смерть».

[indent] — Моя дорогая, у меня сейчас нет времени на наши привычные игры. Тебе выбирать. А блефую я или нет... — он смотрит на Фрингилью спокойно и холодно, стараясь увидеть в её глазах нужный ему ответ, а также тем самым не давая и ей возможности отвернуться от него. — ...ты узнаешь потом. Но захочешь ли? — Вильгефорц подходит к высокому книжному шкафу и извлекает из него наугад одну из книг. Что на обложке? Лишь витиевато сложенные в слова буквы. Хорошее издание. Дорогое. У него есть подобное. «Введение в магию». Пальцы чародея открывают книгу на уже хорошо известной ему странице, а сам же Вильгефорц делает вид, что действительно заинтересовался написанным. [float=left][/float] Как давно он видел этот текст? Со страниц книги на него словно бы вновь смотрит его учитель, который когда-то рассказывал Вильгефорцу о том, что вся их магия, которая появилась в этом мире после Сопряжения Сфер, представляет собой лишь воплощение первозданного Хаоса. Легкий приступ внезапной ностальгии вызывает едва заметную улыбку. Приятно иногда вспомнить пройденное. Но это всего лишь видимость. Он ждет. Мужчина хочет получить от чародейки хоть какой-нибудь ответ. И он без него не уйдет. Это ведь не переговоры, это не обмен любезностями, а уж тем более не просьба. Ни в коем случае. Вильгефорц пришел к Виго с вполне конкретным предложением, а также легкой долей шантажа. И это сам Эмгыр и его политика относительно чародеев, а также и некоторые таланты самого Вильгефорца, дают ему возможность и право вести себя с Виго столь нагло и вызывающе сегодня. Но зачем ему все это? Зачем он вообще пришел сюда? А все дело в том, что каким бы эгоистом Вильгефорц себя не считал, но он не мог просто взять и опустить руки, когда он чувствует ответственность в той самой боли, что сейчас испытывает небезразличный ему человек, который вызывает у него то самое чувство уважение и интереса которого от него добиться может далеко не каждый. И на данный момент этот человек, а точнее чародейка, была едва ли не единственной в этом списке.
[indent] — Что ж... — Вильгефорц устало выдыхает, — последние двое суток он практически не спал, а подрывающаяся посреди ночи Йен, которую видимо мучают кошмары, лишь все усугубляет, — закрывает книгу и аккуратно возвращает её на полку. — ...тебе видимо нужно еще немного подумать. Хорошо. Но не заставляй меня долго ждать. Я, конечно, терпеливый, но не в этот раз. И если уж ты все-таки придешь к правильному для себя решению, то приглашаю на ужин. Все эти распри... — чародей имеет ввиду войну между королевствами — ...не должны помешать нашему общению. Ты согласна? — свой последний вопрос мужчина задает уже при переходе в портал, который должен был вернуть его домой. Что ответила Фрингилья? Если честно, то Вильгефорц этого уже не услышал. Но он делал крупную ставку на благоразумие Нильфгаардской чародейки, а также еще и на то, что она не захочет проверять истинность его слов.

[indent] Ведь Вильгефорц не блефовал.

[indent] У любой войны есть свои жертвы. И эта не стала исключением.

Битва при Содденском холме была одной из тех самых страшных битв, которая еще на долгое время останется в памяти людей, со временем найдет свой отклик в чужих научных трудах, а там и вовсе станет одним из примеров жестокости и беспощадности войны. Раны еще слишком свежие. Память все еще обуглена. В тот день воздух буквально состоял из запаха запекшейся крови, оплавленного железа и горящего человеческого мяса; от густого черного дыма слезились глаза, а никого не щадящее пламя же грозилось уничтожить все живое, что только попадется ему в его ярко-красную пасть. Такое сложно забыть. И с этим, как бы ему этого не хотелось, Вильгефорцу теперь придется жить. Теперь ему придется жить с воспоминаниями о задыхающихся в агонии чародеях, которые отдали свои жизни за Северные Королевства, отдали их за свою страну, отдали их за королей. Да, конечно, часть из них выжила, — всего лишь восемь человек из двадцати двух, — но только вот раны их заживут еще нескоро. Вильгефорца же хвалили, его за что-то даже благодарили, осыпали комплиментами и выражали чародею свое восхищение его талантами, но только вот сейчас Виль еще не был готов к своему внезапному признанию и своеобразному повышению. Его авторитет среди чародеев после Соддена резко возрос, этого даже и отрицать не стоит, а короли хотят переговорить с ним относительно будущего всех Северных Королевств, намекая, что на предстоящих переговорах между отступившими за Яругу нильфами и северянами им без него не обойтись, но сейчас все свое внимание чародей сосредотачивает несколько на иной проблеме, обещая все тем же королям, что на переговорах он обязательно будет присутствовать. Пускай пока подготавливают все необходимые документы.

[indent] Политика подождет.

Возвращаясь домой, чародей, бросив взгляд на висящие на стене часы, отмечает для себя, что Йеннифэр уже должна была проснуться. И надо было бы ему спуститься и переговорить с ней, а заодно проверить её состояние. Эта чародейка из Вергенберга... Вильгефорцу пришлось буквально вынести её из той битвы. Нельзя было дать ей погибнуть. Такой талант. Такая личность. Мир многое бы потерял без Йеннифэр из Вергенберга. Но почему он забрал её с собой? Почему предложил ей остаться в своем доме? В какой-то мере он чувствовал себя ответственным за то, что каждый из бившихся на Соддене чародев получил те или иные травмы. Это ведь он был во главе все этого. Это он вел их на бой. И наплевать Вильгефорцу на других людей, на сотни трупов с обеих сторон, а также плевать ему и на королей. Он был ответственен совершенно за другие жизни. Ну а что же до спасения Йен, то будем считать это приступом внезапного альтруизма. Разве можно бросить слепую женщину одну? Разве можно было оставить чародейку на поле боя, оставляя её жизнь на откуп сошедших с ума солдат? Вильгефорц бы мог. Он бы такую женщину мог даже и убить. Но не в случае с этой чародейкой. Не в случае с Йен.

[indent] И эта битва им всем оставила шрамы.

Когда Вильгефорц впервые зачитывает им с Йеннифэр известные Имена, то он даже не мог быть полностью уверен в том, что голос его не дрогнул. Впервые за долгое время. В его глазах отражаются слишком знакомые буквы, что складываются в те самые имена, которые он уже видел во вчерашнем сне. Он видит, что Йен старается оставаться сильной в его присутствии, но переломанная мебель, которую потом восстанавливает Лидия, говорит об обратном. Но Вильгефорц позволяет чародейке из Вергенберга такую вольность. Он вообще сейчас слишком многое ей позволяет, думая, что такой выброс эмоций пойдет ей только на пользу. Если бы она закрылась в себе, то это было бы в разы хуже. Также Вильгефорц знает, , что присутствие Йеннифэр в его доме не вызывает у Лидии теплых чувств. Это можно было бы назвать даже ревностью, если бы только самому чародею не было бы на это наплевать. Единственный плюс? Лидия прекрасно знала свое место, а также слишком уважала мэтра, чтобы намекать ему о своем недовольстве. Бредевоорт научилась мириться со слишком многими вещами, чтобы в открытую говорить в лицо кому-то о своих истинных чувствах. И в этом они с Вильгефорцем были похожи. Вильгефорц привык скрывать свои истинные эмоции, так как искренность никогда не играла ему на руку. И со временем, когда вся эта игра была доведена до автоматизма, а маска на лице стала подобна фарфору, все это стало частью него самого. И в этом-то Лидия и напоминала Вильгефорцу самого себя. Эта девушка тоже умела держать эмоции под контролем. И именно поэтому она молчала, а также без всяких лишних возражений исполняла роль служанки для уже вышеупомянутой чародейки. Унизительно? Ей это не нравится? Вильгефорца это не волновало.

Войдя в комнату Йеннифэр, которая только недавно успела принять ванну, судя по её внешнему виду, мужчина никоим образом не отреагировал на её спесивые слова, а также не отвел от неё взгляда. Он к этому привык. Если к характеру Йеннифэр вообще можно было привыкнуть. Хотя... тут стоило признать, что Йен действительно была красива, впрочем, как и большинство чародеек, которых сама профессия обязывала хорошо и величественно выглядеть. Какой ты была раньше, дорогая? Что ты в себе изменила? Признаться честно, но Вильгефорцу совершенно неинтересны ответы на эти вопросы. Незачем копошиться в прошлом. Он в свое никого не впускает, но и в чужое тоже не лезет.

[indent] — Неужели ты меня стесняешься?

Вильгефорц едва заметно улыбается, зная, что Йеннифэр не сможет увидеть эту улыбку, но при этом обязательно услышит её в голосе чародея. Всего лишь одно легкое движение и кивок головой, а Лидия уже подходит к стоящему в комнате дубовому резному шкафу, а после осторожно извлекает из него платье, аккуратно кладет на уже заправленную кровать и расправляет появившиеся на ткани складки. Это платье было всего лишь прихотью чародея, а также чем-то вроде вынужденной необходимости. Его привезли еще вчера вечером, пока чародейка вместе с ним находилась в совершенно другом крыле дома.

[indent] — Твои любимые цвета: черное и белое. Привычный фасон. Дорогая ткань. Я надеюсь, что сегодня ты поужинаешь со мной. А уж если удача улыбнется мне, то у нас даже будет гость. И он очень хочет тебя видеть.

Мужчина умалчивает о своем недавнем разговоре с Фрингильей, а также он лишь поворачивает голову в сторону окна, когда думает о том, что Йен, как бы ей этого не хотелось, не удастся прочесть его мысли. Пускай это останется загадкой, дорогая. Чародей вновь пытается что-то сделать, поведя при этом правой рукой, — всего лишь легкое заклинание, которое должно было рассказать об утреннем состоянии Йеннифэр, и которое он из раза в раз повторяет вот уже который день, — но только вот его жест прерывается едва ли начавшись. Острая боль, что пронзила руку от кончиков пальцев до плеча, разойдясь по цепочке из нервов ударной волной, заставляет мужчину сжать губы в тонкую линию и раздраженно тряхнуть головой. Что это? Всего лишь последствия Соддена. Вильгефорц тоже не вышел из этой битвы невредимым, а попытка спасти находившуюся в комнате слепую чародейку едва не стоила ему руки. А руки, как было известно многим, были чародеям особенно дороги, так как некоторые формулы требовали определенных жестов, а не только повышенной точности и концентрации. Да, конечно, как-то был чародей, который смог выполнить все эти манипуляции одной лишь ногой, но больше о таком не слышали. А потому, да, руки для чародеев были очень и очень важны. И не хотелось бы придумывать способ их замены. Вильгефорцу же, слава богу, пускай и удалось запустить процесс регенерации своего организма в достаточно благоприятной для этого стадии, но он все еще не был завершен, а от того и его правую руку время от времени сводило судорогой. Но и даже несмотря на это, а также если не вспоминать об одном открытом переломе, десятке синяков и мелких ранений, то он еще очень хорошо отделался. Другим повезло гораздо меньше. У некоторых из них Содден отнял не только органы чувств или части тела, но еще и жизни.

[indent] — Йеннифэр... — Вильгефорц садится в кресло неподалеку, явно не собираясь сейчас никуда выходить. И женщина это может лишь принять. — ...можно я буду с тобой откровенным? С нашей последней попытки процесс регенерации даже и не сдвинулся с места. Ведь так, да? Ты хотя бы пытаешься? — или будешь продолжать звать своего ведьмака по ночам. — Я, конечно, готов продолжать, нашел еще один способ, — крайне болезненный, к моему сожалению, — но если ты будешь и дальше себя так вести, то все мои старания будут напрасны. Только не говори мне, что ты сдалась. — поверить в это было довольно сложно, но и учитывая все обстоятельства, которые огромным комом свалились на эту женщину и попытались переломать ей ребра, не так уж и не невозможно. Чего ему ожидать от неё сейчас? Всплеска гнева? Вильгефорц был согласен хотя бы и на это. Ему ведь совершенно не хотелось отчитывать её, так как она уже давно не была ребенком, но если она и дальше будет себя так вести, то видимо ему придется это сделать. Ведь здесь все зависит не только от него. Йеннифэр тоже должна бороться.

[indent] Смотреть на такую Йеннифэр из Вергенберга... тяжело.