Long he watched for Väinämöinen
peering, peeping at the lodges,
sometimes listening in the alleys,
sometimes watching in the meadow.
– Один Всеотец проиграл, – говорит Суибне Монган и голос его медлительными волнами расходится по затхлому пространству тронного зала.
– И люди тоже, – из последних сил усмехается Мананнан, чьи руки уже начали каменеть, превращаясь в диковинный минерал. Туаты всегда после смерти обращаются в камень, таков закон их фантасмогоричной реальности.
Суибне Монган давит горькую улыбку. Впервые за столько столетий он выглядит таким, каким и являлся на самом деле. Белёсая кожа не видящего света существа выдавала в нём божественное начало, а  опасное золото светящихся в полумраке глаз – демонический, совершенно непредсказуемый и, чего уж там, пугающий блеск. Он был тем сейчас, кем всегда являлся.
– Подойди ко мне.
Он подошёл.
– Есть у тебя, Mongang, одно важное преимущество перед нами, – хрипит Мананнан, неуклюже привалившись к подлокотнику своего трона чистого золота. Суибне молчит, глядя на отца, лишь сжал мертвенно бледные губы в тонкую нить и едва заметно закачал головой. Бедняга до сих пор не может поверить, что это конец. Где-то высоко над головой, за водяной толщей, гремят взрывы.
– Ты не бог, сын мой. Ты просто существо, чудовище, – Мананнан сипло посмеивается, глядя на своё дитя, надеясь, что Суибне тоже хоть немного улыбнётся. Но лепрекон точно окаменел и не смел даже вдохнуть.
– Мы умрём, когда о нас забудут люди. Ты же будешь жить до тех пор, пока не умрёт понятие удачи и хаоса. То есть очень… Очень долго.
Суибне Монган не выдерживает. Горький смешок срывается с его губ, из глаз невольно брызнули градины слёз. Он провожает отца в вечность и больше он не сможет его вернуть, никогда. У него было так много времени, но даже за пару тысяч лет Суини умудрился просрать все дедлайны. Сейчас ему оставалось лицезреть только крах человеческой цивилизации от их же алчности и глупости и смерть тех, кого он любил. Мечи Большой и Малый демоны, которые Суини с боем забрал из ломбарда, сейчас были абсолютно бесполезны – лепрекону ни за что не одолеть Смерть и Забвение.
– Тебе как существу больше не нужна вера от людей. Но им будешь нужен ты, Suibhne. Вот увидишь, в один день тебя снова позовут.
2077 год. А люди, погрязшие в ужасе и страданиях, даже не подозревают, что с собой в могилу тащат то, без чего весь этот поганый нефтяной мир станет отвратительно жалок и беден. Суибне Монган поднимает свой взор ввысь. И совершенно чётко, совсем как во времена христианских завоеваний, когда новые боги и святые собирались раздавить его в лепёшку, он понимал: вот оно, новое днище пробито. Как говаривал один учёный муж, если Четвёртой мировой войне и быть, то вестись она будет с помощью камней и палок. А здесь и сейчас происходит бесповоротное Падение Цивилизации.
Ядерную атаку он не хотел лицезреть. Едва ли его эфемерное тело туата подверглось бы влиянию атомного оружия, может, только автомобильный случайно летящий диск пробил бы голову... В любом случае, для Суини это был замечательный момент сплясать на свежих костях, да только не было для него никакого в том удовольствия. Он тихо пережидал в своём доставшемся от отца в наследство государстве тишины и холода, пока пустынный раскалённый ветер унесёт последние предсмертные вопли и очистит уставшую землю от грязи человеческой натуры.
Время в Стране Вечной Юности летит незаметно, Суини даже и не уловил тот момент, когда там, сверху, в мире людей минуло двести лет с момента катастрофы. Впрочем, оно его не сильно заботило, лепрекон был разбит. Потом он понимает, что не может больше здесь оставаться и смотреть на снующие тени в сводах древнего величественного замка, ныне устрашающего и вселяющего уныние. Суини понимал, что  произошедшем есть и его вина, а оттого не находил в себе достаточно мужества, чтобы смотреть в глаза последним фейри и фоморам. И он ушёл, и едва ли кто-то заметил его исчезновения. Его и двух мечей короля Мананнана, чья окаменевшая фигура теперь навсегда была прикована с замшелому золотому трону.

Жара тут стояла невыносимая. С десяток лет Суини шарахался по Мохаве, периодически наведываясь в Нью-Вегас для обретения хоть какого-то понимания, что происходило с этим миром, пока он в состоянии болезненной кататонии оплакивал гибель отца. К сожалению, он привлекал к себе внимание, высоким ростом да не по климату светлой кожей: точно только-только из Убежища выбрался. Разве что не стрелял ошалевшим взглядом по сторонам, уже с каким-то смирением и безразличием он наблюдал за ошмётками человечества, уродливой биомассой стекающей с лица земли. Он не сильно нуждался в пище, ну, может лишь из приобретённой за долгие века привычки раз в три-четыре часа что-то жевать.
На поверхности его существование тянулось медленно и безынтересно. Какого-то драйва могло добавить желание начать коллекционировать крышки, может, даже спускать их на что-то, что ему не сильно было нужно. Огнестрел какой-нибудь там, амуниция, но энтузиазма особого это у Суини не вызывало. Для самообороны ему вполне хватает собственных кулаков, двух мечей да древней воинской выучки.
Но однажды что-то изменилось.
Такое бывало с ним как-то давненько. Людям ведь всегда что-то нужно, а когда у них этого нет и не получается ни в какую из-за превратностей судьбы это получить, то обращаются к парням, вроде Суини. Но прочие фейри, его братья и сёстры, побаиваясь своего Бешеного старшего братца, вечно уступали ему лишнюю миску сливок да золотую монету. Сейчас за немую просьбу о помощи в виде вознаграждения авансом никто не собирался рвать глотки и пытаться что-то у Суини умыкнуть. Но желание ускориться – а то не успеет – возникло у туата незамедлительно.
Ноги и мистический зов жертвоприношения привели его к Убежищу 74. Не самое популярное место для ночёвок или вообще времяпрепровождения, запах смерти и священного ужаса перед неотвратимым здесь витали вместо затхлого воздуха. Тяжёлая атмосфера, слишком напоминавшая Суини его дом. Но он не так уж и акцентировал на том внимание, потому что впервые за столетие он получил то, чего заслуживал.
«Подношение? Мне?»
Он с непониманием оглядывает кучку из готовой к употреблению игуаны и пары крышек. Удивительный товар, особенно учитывая новые времена. Разбрасываться такими вещами из религиозных соображений для простого смертного – вершина отчаяния. Так, по крайней мере, казалось Суини. И кто же и каким образом пронюхал про него? Едва ли сказки про лепреконов до сих пор гуляли по этой земле, теперь она обзавелась отнюдь не мифическими чудищами, одни гули чего стоят. Даже демоны-фоморы на их фоне выглядят очаровашками.
И всё же, кто его позвал и откуда неизвестный о нём узнал?
Суини крепко стискивает зубы, поднимая ценные кусочки жести с остатками краски и мясо пресмыкающегося. Брови странно надломились, и что-то заныло в груди, точно ревматизм перед бурей. Тяжело. Тяжело возвращаться в древние времена, когда он был по-настоящему истинным воином, смелым полководцем, надеждой своего отца на возвращение себе первенства в борьбе с людским родом. Сейчас он просто предатель, просто король, не достойной короны и этих мечей…
Неизвестный был его шансом. Шансом договориться с собой, чтобы жить дальше без такого тяжёлого груза на душе. Все тонны золота из отцовской казны висело на нём неподъёмными цепями и Суини задаётся вопросом: как он до сих пор двигается?
Внимательным взглядом он прослеживает следы на песке, уже наполовину заметённые. Значит, у него есть шанс. Догнать и доказать хотя бы самому себе, что в нём существует ещё хотя бы капля того абстрактного чувства, которое в прежнем мире люди называли благородством. В этот раз он не будет насмешливо заплетать нити судьбы, поворачивая колёса Фортуны и оставаясь незримым наблюдателем чьей-то жизни. Теперь он покажет себя, теперь он сам будет воплощённой удачей для того, кто помянул его бессмертный род.
Суини побежал. Не очень быстро, где-то ноги утопали в песке, он противно забился под штанины – Суини привык ходить босиком – но он не смел останавливаться. Вполне возможно, из-за своей излишней вероломности получит пулю в лоб, но ему-то что: он очнётся и побежит дальше, пока не догонит и не ляжет за кого-то костьми.
Теперь Король не может всё так просто взять и оставить.
Солнце поднялось выше, жара была как в Муспелльхейме, даже старый дружок Сурт бы оценил. Но Суини шёл, отплёвываясь песком, чихая и матерясь. Мечи, висевшие на поясе, оставляли на песке борозды, вероятно, чертя прямой путь вражеским фракциям до своего хозяина. К чёрту. Ему нужно идти.
И потом он видит фигуру, дребезжащую на горизонте.
– Эй! – невольно кричит Суини и промеж глаз засвербело.
Предчувствие?
«Она промажет», – диктует Суини на тот случай, если его одарят свинцовым вниманием.

Отредактировано Mad Sweeney (2018-02-04 08:21:41)